"Идет война, а я, так вышло, на ней оказался"

На следующей неделе Ленинский районный суд Кирова вынесет приговор оппозиционеру Алексею Навальному и его приятелю, бизнесмену Петру Офицерову. Они обвиняются в присвоении и растрате более 16 миллионов рублей, принадлежавших предприятию «Кировлес» (ст. 160, ч. 4 УК РФ). Прокуроры попросили дать Навальному и Офицерову шесть и пять лет колонии общего режима соответственно, а также назначить штрафы — по миллиону рублей с каждого. Подсудимые категорически отказались признавать вину. На протяжении всего процесса они говорят, что их дело политическое и направлено исключительно против Навального. Офицеров же просто оказался не в то время не в том месте. «Лента.ру» поговорила с менее заметным, но очень важным для всей истории фигурантом дела «Кировлеса».

В начале 2009 года Петр Офицеров решил начать бизнес по торговле лесом в Кировской области. Никита Белых, только что назначенный губернатором региона, приглашал в область предпринимателей — с тем чтобы они развивали бизнес и платили налоги в местные бюджеты. Офицеров создал «Вятскую лесную компанию», которая заключила договор с главным лесодобывающим предприятием области, КОГУП «Кировлес». ВЛК заработала в рамках этого договора чуть больше 16 миллионов рублей, более 14-ти из них были уплачены «Кировлесу» за продукцию. Оставшаяся сумма пошла на зарплаты, налоги и аренду офиса. Тем не менее следствие считает, что вся сумма была присвоена и растрачена обвиняемыми. Во второй половине 2009 года Офицеров передал управление фирмой своему брату и вернулся в Москву заниматься своим основным бизнесом.  

«Лента.ру» встретилась с Петром Офицеровым в столице, в торговом центре «Мега» на Теплом Стане: дав интервью, предприниматель пошел покупать вещи, которые пригодятся за решеткой.

Твой «подельник» Навальный выкладывал фотографию, где его жена в супермаркете со списком, что нужно взять с собой в СИЗО. Ты здесь примерно тем же занимаешься?

Петр Офицеров: Ну да, только у меня список в электронном виде, а не на листочке, поэтому буду с телефоном ходить.

И что в списке?

Да то же самое, что у них, это же из интернета список. Там одежда. Летняя и на осень — передачки же очень редко можно делать. Всякие приборы, разные косметические принадлежности. Как мне недавно рассказали (я просто говорил с людьми, которые недавно вышли оттуда), очень важно иметь с собой — ни в жизнь не подумал бы — кусачки для ногтей. Потому что если с собой их взять, то дадут пронести, а родственникам передать их нельзя, запрещено. И люди, которые попали в тюрьму без этих кусачек, либо ногти грызут, либо пользуются общими. Такой вот маленький забавный нюанс.

Как ты вообще проводишь эти дни перед приговором?

В основном занимаюсь вопросами обеспечения семьи, с друзьями разговариваю, с бывшими партнерами по бизнесу. Стараюсь какие-то разные дела доделать. Семье же надо будет на что-то жить. Я понимаю прекрасно, что наверняка люди будут что-то организовывать, собирать средства, помогать. Но ты сам понимаешь, что пройдет пара месяцев — и все пройдет, подзабудется.

Перед интервью ты говорил о проекте, который хочешь успеть запустить в эти дни. Это способ занять время и не концентрироваться на том, что произойдет 18 июля?

Да вот еще! Я делаю электронный проект «Школа поставщика». Он — моя гордость, я же, извини, известный консультант в области работы с торговыми сетями, две книги по этой теме уже вышло, и обе стали бестселлерами. Ну, не суть. Я запустил проект для дистанционного обучения продавцов. У нас же в стране на самом деле их никто не учит. Есть тренинги двух-трехдневные, какие-то курсы, но этого очень мало. А я запустил проект, где может учиться любой человек, даже… сидящий в колонии, теоретически, имея доступ к интернету, может учиться. И люди получат не только огромный объем информации, которую я подготовил, но еще и опыт других людей.

Там смысл в том, что если ты приходишь, то должен поделиться своим опытом, чтобы получить чужой. На этой площадке сейчас уже под 400 человек, и это только начало. Представляешь, какой объем! Поэтому я этим проектом, безусловно, горжусь. И вот в его рамках я запустил новый курс, во время суда в Кирове над ним работал. Сейчас выкладываю его в интернет, доделываю там кое-что.

О тебе знают сильно меньше, чем о Навальном. Расскажи, ты изначально хотел быть предпринимателем, консультантом, писать книги на эту тему?

Скорее само так сложилось. Мы с семьей жили в Милотичах, это Калужская область, 300 километров от Москвы. 1990-е годы, работы не было, и я открыл там маленький магазинчик. Меня идея своего дела уже тогда увлекала, плюс зарплату же не платили в регионах, а тут у тебя реальные деньги появляются. Естественно, мне понравилось. Но там район маленький — соответственно, и объем с оборотом те еще. Потом я женился, у меня родилась дочка, семья сказала: а давайте жить в Москве. Ну, в Москве так в Москве, переехали. Я работал в продаже недвижимости, в охране, потом пошел торговым представителем, и вот там впервые и появилась идея о собственном бизнесе, но уже в столице. Попробовал — получилось, все было прекрасно, но потом пришлось с партнерами расстаться, и, как это обычно бывает в таких случаях, бизнес погиб.

Потом пришел в одну компанию… Индивидуальных предпринимателей неохотно берут на работу, они не корпоративные, думают по-другому, поэтому устроился простым маленьким начальником отдела, вернее, старшим торговым представителем. За год стал директором по продажам. И, поизучав торговлю изнутри, захотел стать консультантом. Ушел с работы, пошел в школу консультантов. И вот такая реальная школа в то время была — мне за год дали профессию. Уже в течение 2006 года у меня появились первые клиенты, и с тех пор я шел только по нарастающей.

А политика тебе зачем понадобилась?

Ну, политика на самом деле для меня началась еще в Билибино, когда на Чукотке жил…

Стоп, так ты еще и на Чукотке жил?

Шесть лет. Родители туда переехали, когда я в шестой класс перешел, и жили мы там, пока я школу не закончил. И вот на Чукотке — там люди такие, специальные. Хоть и зарплаты у всех выше, чем в остальной стране, но и зимой 55-60 градусов мороза. Человек должен быть внутренне мотивированным, чтобы поехать туда с юга. Как следствие, люди там были активные, и эти перестроечные мотивы конца 1980-х годов очень ярко переживались, чуть ли не каждый день на какие-то спонтанные демонстрации ходили.

Оттуда мы приехали в Милотичи, а там… В телевизоре — один канал, а чтобы поймать второй, нужно выходить на улицу и крутить антенну, пока поймаешь. Скучно. Но тогда я хоть учился, читал книжки, ездил в институт на сессии. А потом, когда уже переехали в Москву, для себя решил, что как-то неправильно жить просто так — поработал, поел, попил пива, поспал… Вроде и работал на двух работах, а все равно чего-то не хватало. Тогда и решил в «Яблоко» записаться.

Это было начало 1998 года, у них еще даже маленькая фракция в Госдуме имелась. Позвонил, они говорят: подходите. Тогда очень жесткая система отбора была. Сначала полтора или два года тусоваться в сторонниках, и только потом ты имел право прийти на совет партии, там тебя натурально допрашивали и принимали решение, давать членство или не давать. Я через это прошел. Занимался я этим «Яблоком» активно, партийную карьеру закончил членом бюро московского совета. Ну а потом я как-то разочаровался в политике как таковой. В 2003 году конкурентные и честные выборы кончились, у меня еще дети появились, и я решил уйти.

Слушай, а чем люди вообще занимаются в партии?

Если честно, большая часть людей — прямо как в фейсбуке сейчас — бегает с вопросом: «Что делать? Что делать?» И лишь маленькая часть реально что-то делает. Сейчас я отлично понимаю, почему Навальный ни в какую партию не хочет. Потому что партия — это всегда геморрой и проблемы. Ты начинаешь быть ответственным за кучу людей, которые сегодня тебя боготворят, а завтра приходят и начинают разрушать мозг: «Блин, прости, вот мы в тебе разочаровались». Или еще какую-нибудь лабуду несут вместо того, чтобы что-то делать.

Но вместе с этим в «Яблоке» было много классных людей: физики-ядерщики, профессора, бизнесмены, бывшие военные и даже разведчики. Благодаря им я, что называется, ускорился. До этого-то думал, что нормальный, самодостаточный, у меня хорошая работа. А на них посмотрел и понял, что есть куда расти.

С Навальным, получается, ты впервые в «Яблоке» и пересекся?

Ага. Была какая-то партийная конференция, и он ко мне подошел с каким-то вопросом — я тогда был секретарем московской организации… Секретарь — это не в смысле, что такой человек, который чай-кофе в партии всем разносит, а тот, кто занимается оформлением документов. Должность серьезная тогда была, конкурентная. Деньги за это смешные полагались, но плюс работы был в том, что фактически я знал почти всех людей, которые приходили в партию или были там раньше.

И, собственно, он ко мне подошел, познакомились: привет-привет. Потом, где-то через год, опять пересеклись на партийной конференции. Там уже мы оба баллотировались в совет. Оба прошли, только я — в бюро, а он — в региональный совет. Это почти одно и то же. После этого и работали вместе. Раз в месяц мы точно виделись, даже чаще иногда.

То есть это не тот случай, когда люди работают вместе и дружат семьями?

Нет-нет. Я у Навального дома первый раз был прошлым летом только. Нам как раз по «Кировлесу» подписку о невыезде обоим дали, и семьи уехали в отпуск, а мы, само собой, остались. Приехал, обсудили ситуацию.

Петя, вот во всей этой истории с «Кировлесом» лично для меня есть один непонятный момент. Ты говорил на суде, что Никита Белых стал губернатором, звал в область предпринимателей, тебе стало интересно, и ты подумал, а почему бы и нет. Но ты же держал в голове, что помимо Белых там есть Навальный, есть Маша Гайдар, с которой ты тоже знаком. Ты рассчитывал на поддержку с их стороны?

Слушай, ну с этой точки зрения если вопрос рассматривать, то я и с самим Белых до этого был знаком. Были всякие межпартийные проекты «Яблока» и «Союза правых сил», так что несколько раз-то встречались. Только это ничего не значит. Знаешь, есть фраза забавная: все знают Путина, но гораздо важнее, кого знает сам Путин. Вот и здесь то же самое. Видел же в суде: Белых от меня в двух метрах стоял во время допроса — и не узнал. А Маша Гайдар вспомнила — мол, да, был такой.

То есть это не тот случай, что ты поехал заниматься бизнесом в Киров, рассчитывая на протекцию или какие-нибудь преференции?

Ну, нет. Собственно, у меня вся жизнь так устроена — я одиночка на самом деле. И ничего никогда не прошу. Когда в школе учился, я ходил в очень крутой клуб, в качалку. Туда вообще было крайне трудно попасть. Нас с другом глава клуба с порога отправил идти дальше гулять, но мы три часа стояли у входа, пока он не вышел и не пропустил. В этой качалке если ты говорил, что тебя кто-то тронул, то через час организовывалось полклуба и мужики здоровые шли решать твою проблему. Но я за все это время ни разу никого ни о чем не попросил. Потому что как-то неловко. И в бизнесе у меня то же самое. Сейчас вот могут на пять лет посадить, и приходится с некоторыми друзьями разговаривать о том, что… Ну блин, семью мою поддержите. Мне крайне неловко, это, наверное, самые тяжелые мои разговоры за последние годы.

И в Кирове на протекцию я в принципе не рассчитывал. У них свои дела, у меня свои. Единственное, я только надеялся, что будет создана нормальная среда для бизнеса. Чтобы работать было интересно. Вот, собственно, и все.

А зачем тебе вообще дался этот лес и этот Киров? У тебя же основной бизнес успешный.

Не надо забывать про кризис 2008 года. У меня на тот момент из десяти проектов семь-восемь были заморожены на неопределенный срок. А кроме этого, у меня есть правило: чтобы не стать теоретиком, я часто веду какой-то параллельный бизнес. В 2009 году это был лес, в 2011-м, например, небольшая компания, занимавшаяся строительством и ремонтом. Чтобы не потерять нюх.

А по основному бизнесу у тебя когда-нибудь были проблемы с правоохранительными органами?

Нет, конечно. Я же консультант, и брать у меня нечего. С интеллектуальной собственности откат не получишь. Я ей и так даром делюсь: в интернете куча людей проводит семинары по моим презентациям, слегка переделанным для вида. Да и то я не парюсь, потому что они проходят то, что я делал раньше, а я-то уже делаю что-то новое. И в «Вятской лесной компании» тоже никаких проблем не было. Один раз выписали маленький штраф — полторы тысячи рублей, бухгалтер там накосячил. И все.

А для тебя дело «Кировлеса» с какого момента началось?

Ну, в 2009 году началось как-то вяло. Я вообще через третьи руки узнал, что там какая-то ерунда началась. А потом уже, в 2010 году, позвонил брат, который после меня возглавил ВЛК. Я-то в Москву вернулся, тут у меня и работа интереснее, и семья рядом. А брат говорит: приехала полиция, просит документы. Чего делать — давать или не давать, потому что они не требуют, а именно просят. У меня там вся документация «белая», я говорю — давать, какие проблемы-то.

Брат отдал все документы, там еще такая фигня была, что за полицией пришлось два дня бегать, чтоб эти документы вручить. Сотрудникам всем сказал: говорить только то, что знаете, ничего не надо придумывать, скрывать или приукрашивать. Так и началось, а потом продолжалось пару лет какими-то всплесками. Причем тенденция четкая: заходишь в ЖЖ, видишь очередной суперпост Навального, типа как про «Транснефть». И все, на следующий день звонят журналисты и просят прокомментировать то, что против нас возобновлено расследование.

А со следователями у тебя какие были разговоры?

Поначалу формальные, они задавали какие-то глупые вопросы. Проверили всех моих клиентов. Клиенты потом мне говорили: вы охренели, мы у вас полвагона леса взяли, а геморроя уже столько, словно мы с вами уже десять лет работаем. Последний год перед судом уже активно все шло. И в Киров на допросы ездил, в Москве пару раз допрашивали.

А ты вообще не удивился, что в связи со своей деятельностью внезапно идешь по делу в связке с Навальным, причем как с организатором?

Ну а чего удивляться? Уже понятно было все. У Навального бизнеса не было, прицепиться не к чему. Он как мячик для гольфа — не цепанешь и не укусишь. И вот чтобы как-то его привязать к экономической деятельности, они и придумали, что мы работали в связке.

В суде ты говорил, что тебе предлагали дать показания против Навального.

Да, два раза. Один раз вполне серьезно, а второй раз уже в виде шутки. Только такие шутки в исполнении следователя во время официального допроса — это, ты понимаешь, не совсем шутки. Я первый раз сказал нет, второй раз еще и объяснил, почему нет. Одно дело — сесть на пять лет, а другое — получить пожизненное, причем в тюрьме несколько иного типа. И неизвестно еще, что хуже. Вопросов больше не было.

Опять же, в суде твой адвокат говорила, что у тебя болезнь. Причем по ней даже можно инвалидность оформить. Почему на это-то ты не пошел? Облегчил бы себе жизнь по чисто медицинским показаниям.

А это же не влияет ни на что. Вон [Владимир] Акименков сидит в СИЗО по «болотному делу», а у него все гораздо хуже. Он почти слепой, и чего? Он сидит. У нас же в первую очередь на потенциальную опасность смотрят. [Член совета директоров ОАО «Оборонсервис» Евгения] Васильева с [бывшим министром обороны России Анатолием] Сердюковым украли много, поэтому с ними надо деликатно, а Акименков в составе еще десяти тысяч человек нанес скол зубной эмали ОМОНовцу, поэтому должен сидеть, какой там домашний арест. У нас так все устроено.

Сейчас, уже перед приговором, скажи, какие ощущения остались от кировского суда, от стороны обвинения?

Я не то чтобы боюсь, но про судью пока ничего говорить не буду — неправильно. Он ведь пока еще решение не вынес. А что касается прокуроров… Это было грубо, бездарно и презрительно по отношению как к правосудию и суду, так и в принципе к остальному населению. Ну, то есть все совсем плохо. Если уж сажаете кого-то, то делайте это красиво, мне хоть не так обидно будет. А они каждый день меняют фабулу обвинения, потому что постоянно в нем путаются и вообще не понимают, что здесь происходит.

А ты прогнозируешь, чем все может закончиться?

Вариантов три. Это оправдательный приговор, что было бы правильным, потому что обвинение развалилось в суде. Это пять лет со штрафом в один миллион рублей, как просили прокуроры. Ну и другой вариант — там уже от условного срока до пяти лет тюрьмы.

То есть не зарекаешься вообще ни от чего?

Нет, конечно. После выступления главы СК Бастрыкина перед своими я понял, что тема «Кировлеса» больше не юридическая, там идет война, а я, так уж вышло, на ней оказался. И первый месяц, конечно, было крайне неприятно. Потому что у тебя семья, дети растут, у них сейчас самый классный возраст, через несколько лет они уже станут подростками и будет весело. От них особенная радость в этот период. Ну и, конечно, за бизнес обидно, за репутацию. Ну а потом, когда сам для себя уже принял решение, стало гораздо легче. Только я все равно не предлагаю проверить, насколько это все легко или тяжело. Это не то чувство и не те эмоции, которые стоит испытывать.

Старшие дети как реагируют?

С утра до вечера в интернете сидят, прямую трансляцию с суда смотрят. В целом они все понимают и, пока я дома, поддерживают. А как они будут воспринимать это все через год, я не знаю.

На Навального злость или обиду держишь?

Вся гнусность ситуации в том, что Навальный ни при чем и винить его мне не в чем. Я не являюсь его фанатом. Скажем так, я уважаю его работу, он сам парень классный, но я не из тех, кто кричит, как многие: «Навальный наше все!» На моем месте мог оказаться кто угодно, я сам мог оказаться в суде по тысяче других обстоятельств. Как многие ребята на Болотной площади — их похватали ни за что. Как такое предугадаешь? В нашем случае моя абсолютно «белая» и честная фирма стала, к сожалению, инструментом власти против Навального.