Экономист Игорь Лавровский о крахе капитализма, новых рабах и саммите G-20

Несмотря на то, что из финансового кризиса США выберется быстрее всех и с меньшими потерями, президент Барак Обама ясно понимает необходимость планирования этого выхода и продолжает придерживаться курса дальнейшего развития страны. Это совершенно четко отражается в подготовленном Обамой антикризисном плане. Тем временем российские власти не торопятся разрабатывать программы спасения страны. Пока что у нас сформулированы только размытые предложения к предстоящему саммиту G20 (открытие — 2 апреля)*. Среди этих предложений: принятие международных стандартов в области макроэкономической и бюджетной политики; принятие международного соглашения, определяющего глобальные стандарты регулирования и надзора в финансовом секторе; создание наднациональной резервной валюты; повышение финансовой грамотности населения; концепция энергоэффективного роста.

О том, как эти предложения встретят представители «Большой двадцатки», что не хватает плану Обамы, как реальность совпала с прогнозами Маркса и почему о свободном рынке можно забыть, в интервью «Новой» рассказал Игорь Лавровский. Экономист, директор консалтинговой компании «Контако», преподававший в Карлтонском университете (Канада), консультировавший конгресс США и работавший в российских компаниях и в центральном аппарате партии «Единая Россия».

— Когда читаешь антикризисный план Барака Обамы, создается впечатление, что это просто новая программа нового президента, направленная на развитие страны. Четкий план, где все продумано фактически до цента, полон воодушевления и оптимизма, как будто и нет кризиса. А какие, на ваш взгляд, недостатки плана Обамы можно выделить?

— Не хватает негативных стимулов. Вот один пример. Чтобы быстрее выйти из кризиса, Обаме надо сказать: «Ребята, вы должны старые автомобили сдать и купить новые». Автопром уже готов выпустить новое поколение машин с низким потреблением топлива. Мешают миллионы старых автомобилей, все еще не отправленных на свалку. И так по всей промышленности. Если старое оборудование начнут карать материально, это ускорит замену.

— А что конкретно уже начала делать Америка?

— Во-первых, спасли банки. Много денег влили в проблемные отрасли, в частности, в автомобильный сектор. Идет сильное давление на получателей госпомощи. Компании долго не обновлялись — ждали,  когда государство даст им денег на модернизацию. Это издержки американского социализма. Наконец, стало понятно, что есть предел: никто не хочет, чтобы они утонули, но полностью проехаться за казенный счет не получится.

Я недавно читал комментарий американского консультанта Роба Эндерли, который сказал, что очень сожалеет, что Америкой управляет не компьютерная корпорация Intel. Он считает, что Intel лучше управляет собой и рынком, чем администрация США. И я с ним согласен. В том, как работают самые развитые отрасли, содержится ответ на вопрос, как будет работать экономика будущего.

Что же они делают? Intel занимается планированием — они знают, что их чип с такой-то производительностью сейчас обслуживает 90% рынка. И уже готов новый чип, который через десять лет также будет обслуживать 90% рынка. Поэтому через пять лет корпорация начинает массовую рекламную кампанию и потихоньку прекращает производство старого чипа, заменяя его новым. И никаких кризисов.

У нас же экономика воссоздана по образцу примерно 1913 года. Нет никакого планирования.

— У нас и настоящего антикризисного плана…

— К сожалению. Было бы идеально сесть и разработать программу, набрать людей, заново обучить. Но на это нужны огромные деньги, и главное — понимание необходимости этого. А если государство считает, что предел мечтаний — сбалансировать выпуск денег, мы ни к чему не придем.

...Современный западный капитализм — это всего лишь лейбл, который не соответствует начинке. И тот, кто верит в лейбл, не понимает суть начинки.

— А как вы назовете нынешнюю систему?

— Придумано много эвфемизмов — смешанная экономика, социальная рыночная экономика, государство всеобщего благоденствия — лишь бы не назвать социализм социализмом. Ведь никакого капитализма с невидимой рукой рынка давно нет. Реальность совпала с прогнозами Маркса. Действительно, настал кризис, который уничтожил капитализм. Это не нынешний кризис — это был кризис 1929 года.

Но в двух важных тезисах Маркс ошибся. Он описал смену формаций как последовательный процесс, а потом это политизировали. Но политические перевороты не связаны с экономической революцией. Сталин управлял страной, как Генри Форд, а «Юнайтед фрут» вела себя в Латинской Америке, как Берия в Сибири. В сходных обстоятельствах возникают сходные формы организации. И рабовладельческий строй никуда от нас не ушел. Прогресс истекших двух тысяч лет — теперь рабы продаются не на 24 часа на 7 дней в неделю, а на 8 часов на 5 дней в неделю. Старые экономические отношения по-прежнему существуют — человечество ничего зря не изобретает, — но над ними появляется что-то новое, формации не сменяют друг друга последовательно, как думал Маркс, не выдавливают друг друга, а нарастают друг на друга слоями. Стоит разрушиться социальной организации, как изнутри начинают лезть старые, казалось бы, давно ушедшие слои. В 1990-х годах в России снова расцвел родовой строй, появились аналоги древних банд охотников, феодалы и вассалы.

Вторая ошибка Маркса — вера, что экономический прогресс автоматически решает социальные и политические проблемы. Но оказалось, что смена формации породила не новый «золотой век», а целую кучу антагонистичных национальных социализмов. Революция заключалась в том, что в  государстве появлялся центр планирования. Все возникшие после 1929 года экономики однотипны. Главную роль в развитии экономики стал играть госзаказ, будь то США, Советский Союз или Германия. Все они стандартизировали труд. Все эти формы социализма предельно милитаризованы, потому что, выступая в качестве заказчика, государство в первую очередь заказывает оружие. Они принципиально не могли ужиться друг с другом. Того, что вместо всеобщего мира социализм устроит всеобщую войну, Маркс не предвидел. Первой из списка конкурентов вышибли Германию, затем сошел с дистанции СССР, и остались одни США. И вот тут причины нынешнего кризиса.

— А как же теория свободного рынка?

— Реальные рынки так себя не ведут. Они развиваются, только если расширяются. Сначала новый рынок растет, потом происходит обвал, а затем рынок входит в фазу стабильных колебаний. С этими циклами экономисты борются с тех пор, как их заметили. И Европа в этом преуспела. Своей политикой они научились гасить колебания рынка. В результате европейские страны добились остановки экономического роста.

Американцы, столкнувшись с той же проблемой в конце 1960-х годов, пришли к противоположным выводам. Они поняли, что если гасить волны, прибыль исчезает, а с ней и инвестиции. Они стали вливать максимум денег в растущие рынки, усиливая колебания. А негативные последствия компенсировали ускорением перетока денег между отраслями. Они регулярно проделывают это с нефтью. Они надули гигантский «пузырь» в секторе IT, что осудило большинство наших экономистов. Но если посмотреть, что осталось от лопнувшего «пузыря», мы увидим, что IT рынок монополизирован американцами по всему миру.

А как устроен так называемый свободный рынок в США? Что может быть более частным, чем частный магазин? Но в Штатах существует две тысячи сетей, объединяющих сто тысяч (!) отдельных магазинов. Это крупные корпорации. Если кто-то хочет открыть магазин, он покупает франшизу даже на мини-лавку, долларшоп какой-нибудь. На полностью собственный магазин никто не даст кредит, риски будут огромные. Выживают и развиваются в Америке только те, кто работает на корпорации.

Еще пример. В США 170 тысяч заправочных станций, из них только 8% принадлежит неорганизованным частным лицам. Где-то в Аризоне, конечно, может сидеть какой-нибудь частный бедолага один в пустыне и заправлять три автомобиля в день, и никто ему этого не запретит. Все остальные заправки принадлежат крупнейшим корпорациям, которым в прямом смысле подчиняется частный бизнес. При этом они нормально существуют — плановое хозяйство снимает с них риск.

— Что вы можете сказать по поводу предложений России к апрельскому саммиту «Большой двадцатки»?

—  После распада СССР в результате надувания долларовых «пузырей» США завладели мировой финансовой системой, а Федеральная резервная система является уже ничем иным, как всемирным Центробанком. Исходя из предложения Медведева с Путиным создать под эгидой ООН и «Большой двадцатки» еще один всемирный Центробанк с новой валютой, Америка должна вернуться в состояние 1945 года.

В начале эпохи Горбачева экономика СССР была, по крайней мере, вдвое больше китайской. Был предмет для торга с Западом — можно было встроить свою систему в их, интегрироваться и получить что-то ценное в процессе обмена...

В способность России к новому большому скачку верится все меньше и меньше. Оптимальной стратегией с учетом реальной ситуации, на мой взгляд, было бы постараться правильно спрогнозировать послекризисную мировую конфигурацию и уже сегодня начинать торговлю с будущими мировыми лидерами за свое место под солнцем. О свободной торговле при этом можно забыть. Речь может идти только о включении в чужой план. Желательно отдельной строкой.

* «Большая восьмерка» — изначально «Большая семерка», неформальный клуб, объединяющий лидеров наиболее развитых стран Запада: США, Японии, Германии, Великобритании, Франции, Италии, Канады, а с 1998 года — России . «Большую восьмерку» часто обвиняли в недемократичности, элитарности и стремлении к гегемонии.

С началом глобального финансового кризиса ее неполнота и неспособность выработать эффективные меры преодоления кризиса стали очевидными. В результате с ноября 2008 года формат «Большой восьмерки» дополнен «антикризисным» форматом «Большой двадцатки» (в которую входят также Австралия, Аргентина, Бразилия, Индия, Индонезия, Китай, Мексика, Саудовская Аравия, Турция, ЮАР, Южная Корея и Евросоюз; в первом антикризисном саммите в Вашингтоне принимали участие также ООН, МВФ и Мировой банк).