Ростовщики, а не партнеры

Японские станкостроители могут взять кредит под одну десятую или даже под одну сотую процента годовых на десять лет. А российский станкостроитель берет кредит под 16–18 процентов, а то и больше, причем на год, максимум на два. И таких ставок рентабельность наших заводов не выдерживает. А часто он вообще не может взять кредит, поскольку у провинциальных заводов практически нет залоговых активов», — сетовал недавно на страницах нашего журнала президент ассоциации «Станкоинструмент» Георгий Самодуров. Эти и подобные им жалобы мы слышим от представителей самых разных отраслей реального сектора уже много лет. Тем не менее проблема непомерно дорогих и противоестественно коротких банковских кредитов не только не находит решения, но даже усугубляется. Процентная ставка по кредитам в России практически всегда существенно превышает уровень инфляции, а в последние полтора года опережает инфляцию и депозитная ставка (см. график 1). Налицо очевидный долгосрочный тренд роста реальных процентных ставок (см. график 2). Все это сильно диссонирует с ситуацией на денежном рынке развитых в финансовом отношении стран, например Германии, где ставка рефинансирования долго удерживается на уровне, существенно меньшем, чем инфляция (см. график 3), а реальная ставка по кредитам с момента кульминации кризиса в 2009 году снизилась вчетверо, до немыслимого для российских заемщиков уровня 1,2% годовых (см. график 4).

Мы попытались выяснить, насколько остро стоит вопрос дороговизны кредитов для российских компаний разных отраслей, что более всего их не устраивает во взаимодействии с банками и каковы причины консервации хронически высоких процентных ставок в России. Забегая вперед, вбросим главный вывод: высокие ставки — не родимое пятно российского инвестклимата или следствие неправильной политики ЦБ и правительства (хотя они тоже «стараются», к чему скрывать), но во многом дело рук самих банков. А вот «исправиться» им, похоже, самим не удастся. Придется помочь железной рукой государства. Если, конечно, развитие реального сектора для властей приоритетно.

Долговая удавка

Судя по проведенному нами опросу предпринимателей, самая сложная ситуация с кредитным финансированием складывается сегодня в сельском хозяйстве, даже несмотря на наличие федеральных программ, предусматривающих субсидирование процентных ставок. «Банкиры — ростовщики, они не желают рисковать, а хотят только зарабатывать» — настолько нелестные отклики звучали лишь из уст представителей агропрома.

Большинство проектов в сельском хозяйстве нуждается в долгосрочном финансировании — до 8–10 лет. С учетом государственного субсидирования уровень эффективных процентных ставок составляет сегодня 5–8% годовых — самый низкий из всех представленных нам данных по отраслям. Однако даже такие ставки для многих аграриев неподъемны. И дело тут — в недостаточно длинных сроках кредитования и высокой волатильности рынка. Уровень себестоимости, цены, доходы, маржа на этом рынке практически непредсказуемы и зависят от множества факторов, которые трудно прогнозировать, таких как погодно-климатические условия, эпидемии, конкуренция со стороны импорта и т. д. И когда конъюнктура рынка ухудшается — как, например, это сейчас происходит в молочной отрасли, где себестоимость растет быстрее отпускных цен и рентабельность сохраняется на крайне низком уровне, — аграрии нуждаются в пролонгации и реструктуризации своих долговых обязательств. Но банки не всегда готовы в этих случаях идти навстречу.

«В России средняя производственная себестоимость одного литра товарного молока без обслуживания кредита — 11 рублей. Если кредит на 8 лет и есть госсубсидирование, то эффективная ставка для животноводов составляет 5 процентов. К этим 11 рублям мы добавляем 7,5 рубля на обслуживание кредитных обязательств. Если бы кредит был на 25 лет и под 3–4 процента годовых, как в Европе, то к себестоимости мы бы добавляли 2 рубля на литр. Даже с субсидированием конечная эффективная ставка у нас выше, чем коммерческая в Европе. Кроме того, у западных банков отлажены механизмы реструктуризации, пролонгации кредитов. У нас банкир, как только видит, что у тебя трудности, еще сильнее закручивает гайки и обрубает финансирование», — говорит Андрей Даниленко, председатель правления ассоциации молочников «Союзмолоко». Сейчас долговая нагрузка в сельском хозяйстве, в частности в молочном животноводстве, очень велика. Допустимый уровень долга у предприятий должен быть не более 50% от годовой выручки, а некоторые компании закредитованы на суммы, превышающие их годовую выручку, и перед ними остро стоит проблема реструктуризации долгов на 15–20 лет. По словам Андрея Даниленко, во всем мире банк вместе с клиентом рискует и зарабатывает. Вместе с заемщиком отслеживает конъюнктуру — выгодная-невыгодная, поддерживает производителя. У нас банк не хочет рисковать.

«Кредит — это то, что убьет сельское хозяйство, потому что существующие ставки, даже при наличии субсидий от государства, не позволяют нам нормально развиваться. С учетом субсидий кредиты мне обходятся в 10 процентов годовых. У меня сегодня 70 процентов месячной выручки идет на обслуживание кредитов. Банки уже не кредитуют меня, так как они прекрасно видят мои риски, которые с их же помощью растут, как снежный ком. Последний раз я подписывал кредит с таким количеством перестраховочных пунктов, что связан уже по рукам и ногам. Банкиры несколько раз переоценивали мою залоговую базу и довели коэффициент оценки до 0,5, так что на новый кредит залога не хватит», — рассказывает Анатолий Хараханов, генеральный директор «Племзавода «Порецкое»» (Владимирская область).

Виталий Ванеев, гендиректор компании «Евродон», считает, что его масштабные проекты по созданию индустрии производства мяса индейки и утки — это не решение коммерческих задач конкретного бизнеса, а решение национальных проблем: продовольственной безопасности, импортозамещения, развития села. Компания занимает более трети российского рынка индюшатины. Запускает в этом году крупнейшее в Европе производство мяса утки. Построила более 500 км инфраструктуры — коммунальных сетей, дорог и железнодорожных путей. В компании работает 4700 человек. «И никаких послаблений от банков. Несмотря на такие объемы и признанную значимость проектов, мы работаем с банками на общих основаниях, — говорит Ванеев. — Условия кредитования — стандартно жесткие, ставка — не ниже 12 процентов. Например, кредитная ставка для нашего проекта «УрсДон» была 18 процентов, и только спустя полгода победил здравый смысл: ставка снизилась до 11,75. Кредиты съедают большую часть возможностей роста. Мы берем новые кредиты, ставки по которым снова не учитывают ни наших прежних заслуг, ни важности наших проектов. Мы бежим по замкнутому кругу».

В несколько более выигрышном положении оказываются сегодня вертикально интегрированные холдинги, где сосредоточена вся производственная цепочка — от выращивания зерна до поставки готовой мясной продукции в магазины, такие как «Черкизово» или «Мираторг». Как правило, такие структуры тесно сотрудничают с региональными властями и располагают административным ресурсом. Тем не менее и эти компании считают, что наш рынок сильно проигрывает в условиях финансирования западному. «На февраль этого года средняя ставка по долгосрочным кредитам в отечественном АПК у нас составляет порядка 12,5–13 процентов — достаточно много по сравнению с Европой и Америкой, — говорит вице-президент по финансам компании «Мираторг» Вадим Котенко. — С учетом субсидирования государством, в частности, свиноводства на две трети от ставки ЦБ мы получаем для бизнеса эффективную ставку порядка 7 процентов. Если сравнивать с кредитованием в США, то там ставка не субсидируется, крупные компании размещают бонды на открытом рынке по ставке 2–4 процента. В отношении фермеров существуют программы поддержки, по которым ставки доходят до 5–6 процентов, а кредиты выдаются на 20–30 лет. У нас программа поддержки определяет сроки кредитования — на 8 лет, но она не обязывает банки выдавать кредиты на эти сроки».

Главная проблема финансирования сельхозотрасли, считают аграрии, это неразвитость института проектного финансирования и значительное дисконтирование залоговой базы — до 30–50% от стоимости. Пока проектным финансированием занимается лишь ВЭБ, и, например, «Мираторг» имеет возможность развиваться без внешних поручительств, дополнительных регрессов, залогов до начала финансирования. Другие проекты обременены залогами и поручительствами.

Долги у большинства сельхозпроизводителей сегодня огромны, потому что идет быстрое развитие проектов. Показатель соотношения долга к EBITDA на уровне 2 оценивается в отрасли как очень хороший с точки зрения рисков, но у большинства динамично развивающихся компаний он выше 4.

Кредиты — только под горячие пирожки

Вторая капиталоемкая отрасль в потребительском секторе — недвижимость. Сегодня спрос как на жилую, так и на нежилую недвижимость полностью восстановился после кризиса. И конечно, сегменты с наиболее динамичным спросом вызывают наибольший интерес у банков. Как, например, рынок недорогого жилья в ближайшем Подмосковье. Судя по тому, как вокруг Москвы стремительно растут микрорайоны с панельными многоэтажками, недостатка в их финансировании у девелоперов нет. Что подтверждает ведущий подмосковный застройщик — «Мортон». «Средняя ставка на финансовом рынке в последнее время немного выросла и составляет в среднем 15 процентов. Наша компания давно существует на рынке, и поэтому у нас есть возможность работать со многими банками и на более выгодных условиях. Мы строим микрорайоны в ближайшем Подмосковье — до 10 километров от МКАД — и ориентируемся на нишу доступного жилья. Наши проекты подпадают под специальную программу с участием Внешэкономбанка, что обеспечивает финансирование по более низким ставкам. Нам это в итоге позволяет удерживать низкие цены на рынке», — рассказывает Егор Храмов, вице-президент «Мортона». В компании подтверждают, что кредиты в России не очень длинные — до трех лет. И в принципе для «горячей» рыночной ниши этого хватает — реализация очереди одного микрорайона не превышает трех лет. Активная продажа жилья позволяет компании сохранять низкую долговую нагрузку и развивать проекты на собственные оборотные средства.

В то же время отсутствие длинных денег на рынке недвижимости имеет критическое значение для долго окупаемых проектов, таких как, например, строительство гостиниц. Гостиничный рынок — слабо развитый и в то же время стабильный и перспективный с точки зрения получения доходов и капитализации. Однако сроки окупаемости проектов на нем составляют не менее 7–10 лет. «В банках мы кредитуемся в среднем под 13 процентов годовых и готовы с этим мириться. Нас не устраивают сроки кредитования — не более пяти лет, — говорит Дмитрий Колесников, председатель совета директоров компании Cronwell Hotels & Resorts, возводящей отели в России и за рубежом. — Если банк видит в нас старого заемщика, видит положительные результаты сотрудничества, он может выдать длинный кредит. Но это — исключение! И зачастую банк в кредитный договор вносит условия, которые могут привести к увеличению кредитной ставки или расторжению кредитного договора».

У компании Cronwell Hotels & Resorts есть опыт работы и на западных рынках. «Швейцария кредитует развитие ровно таких же гостиничных проектов у себя на территории под 2,5–3 процента годовых на 30 лет», — говорит Колесников. В России доля кредитной нагрузки занимает до четверти от общего дохода с номеров, что очень много. И это не позволяет отрасли активно развиваться.

Много своих денег? Получай кредит без залога!

Большинство представителей среднего бизнеса очень осторожно относится к взятию на себя кредитных обязательств и стремится свести этот процесс к минимуму. Как правило, речь идет о краткосрочных кредитах — от полугода до года, но не более чем на полтора года, на пополнение оборотных средств и ликвидацию кассовых разрывов. «Большая долговая нагрузка очень опасна. У нас отношение долга к EBITDA меньше единицы, и мы стараемся придерживаться этого показателя», — говорит Ксения Рясова, президент компании Finn Flare, занимающейся производством и продажей одежды. Предприятие лишь в исключительных случаях берет кредиты на срок от месяца до полугода под 10,5–11,5% годовых.

Аналогичную позицию занимают, например, и в мясоперерабатывающей компании «Окраина»: «Кредитами мы стараемся не пользоваться. Предлагаемые в лоб ставки на рынке — 17 процентов. При нашем невысоком уровне рентабельности, растущей конкуренции со стороны стран ВТО, жесткой политике ритейла лишние издержки нам ни к чему, — говорит Виталий Деледивка, генеральный директор «Окраины». — Специфика нашего бизнеса такова, что долги розничных сетей нам мы стараемся перекладывать на плечи наших поставщиков. При необходимости каких-то вложений в производство используем лизинговые схемы. Оборудование, автопарк — все это мы берем в лизинг на три года под 12–13 процентов годовых. Для нас это интересные условия».

Для многих компаний вопрос ставок сегодня не первоочередной, проблема — все в тех же залогах и, как следствие, доступности финансирования, особенно если речь идет о предоставлении кредитов более чем на полтора года. «С прошлого года на рынке стали появляться беззалоговые кредиты для компаний, чей бизнес связан с оборотным капиталом, — рассказывает директор группы компаний «Обувь России» Антон Титов. — Своей оборотки нам хватает на текущее развитие. Если говорить о расширении розничной сети, то тут без банковского финансирования не обойтись. В связи с тем что у нас все магазины в аренде, твердого залога у нас нет. Поэтому мы ищем финансирование без залогов — бланковое финансирование, корпоративные облигации. Собственно, эти формы финансирования и составляют наш кредитный портфель».

Кризис научил отечественный бизнес контролировать долги, и сегодня все предприятия, равно как и банки, внимательно следят за долговой нагрузкой. «Я думаю, для розничных компаний комфортное соотношение долга к EBITDA — не более 3, пороговое значение, выше которого нельзя перескакивать, это 4. У нас данный показатель меньше 3», — говорит Антон Титов.

Спрос на инвестиционные кредиты со стороны средних компаний потребительского сектора сегодня есть, но его нельзя назвать значительным. По-настоящему крупных проектов немного, и, как правило, все они реализуются под государственные гарантии. Как, например, это было при строительстве крупнейшей мебельной фабрики в Красноярске компанией «Мекран» или ожидается при строительстве компанией «Обувь России» крупнейшей обувной фабрики в Черкесске, где объем финансирования превышает 1,2 млрд рублей. Понятно, что никакой банк без гарантий со стороны государства не будет инвестировать такие деньги в обувную фабрику на Кавказе.

Безусловно, бизнес нуждается в расширении производственных мощностей, розничных сетей, складских и логистических комплексов. Уровень ставок по кредитам на эти цели, как правило, на 1,5% выше, чем по кредитам «на оборотку», и в большинстве случаев инвестиционный кредит можно получить лишь от крупных банков — Сбербанка, ВЭБа, Газпромбанка. А поскольку и в этом случае кредиты недолгосрочные, обязательства ложатся тяжким бременем на экономику компании. «Наличие инвестиционного кредита приводит к тому, что твоя долговая нагрузка становится больше квартальной выручки, а это значит, что ты автоматически попадаешь для банков в зону риска. В такой ситуации ты можешь нормально работать только при очень благоприятной рыночной конъюнктуре, каковой на многих рынках сегодня нет», — говорит Андрей Бережной, генеральный директор обувной компании «Ральф Рингер».

Все банки — стервы?

Споры о величине процентных ставок в России обычно идут по одному и тому же сценарию. Шаг 1: заемщик, реальный или потенциальный, обычно это представитель реального сектора экономики, жалуется (сетует, негодует) на дороговизну кредита. Шаг 2: банкир (либо сочувствующий финансистам интересант) возражает — а откуда взяться дешевому кредиту, если инфляция высокая? Сделайте сначала инфляцию, как в Европе, тогда и кредит подешевеет. Процентов двадцать споров заканчиваются прямо тут. Заемщик грустно вздыхает и идет думать, как ему изворачиваться с зарплатой и инвестициями без кредита. Довольный собой банкир гордо удаляется.

Если заемщик подотошнее и получше подкован, следует шаг 3: позвольте, уважаемый, но инфляция-то вас напрямую не касается — вы же просто перепродаете деньги. Начинающий нервничать банкир делает шаг 4: как это не касается? Я привлекаю деньги от населения, предприятий, от Центрального банка, и стоимость всех этих составляющих формируется по формуле «инфляция плюс». Вот вы когда идете в банк, рассчитываете отбить инфляцию процентом по вкладу, не правда ли? На этом месте поединка уже две трети заемщиков признают поражение и вынуждены понуро брести в раздевалку.

Но есть еще горстка упорных, продвинутых заемщиков (либо тех, кто притащил с собой грамотную группу поддержки). У этих появляется шанс сделать шаг 5. И они его делают: минуточку, давайте оперировать цифрами. На самом деле и средняя стоимость депозитов, и базовая ставка центральных банков во многих респектабельных странах в течение значительных промежутков времени — и уж точно в нынешние времена вялой хозяйственной конъюнктуры — ниже инфляции. И ничего, небо не падает на землю — депозиты в банках растут, председателей ЦБ всячески уважают за грамотную политику. Допустим, изменить политику Центробанка вы не в силах. Но какого черта вы задираете ставку по депозитам, соревнуясь друг с другом за алчных вкладчиков, все риски которых без разбору зачем-то покрыло государство всеобщей системой страхования депозитов?

Здесь уже приходится банкирам покрываться красными пятнами, пыхтеть и отдуваться. Но в запасе у них есть еще аргументы для шага 6. Отстаньте от нас с вкладами — в процентной войне шаг назад равносилен поражению: решивший снизить ставку по вкладам банк получит отток клиентов. Лучше на себя посмотрите — неэффективные, непрозрачные, бизнес-планы у вас кривые, хороших проектов раз, два и обчелся. Наши высокие ставки — лишь зеркало ваших рисков. И рисков нашей матушки-России — законодательство пляшет, рейдеры вокруг, суды сами знаете какие. Вот будет у нас инвестклимат немецкий, тогда и будут вам немецкие кредитные ставки.

Итак, боевая ничья при полном недовольстве сторон друг другом. Хотя возможностей для контратаки у заемщиков еще предостаточно, никто из них не делает несложный, хотя и весьма асимметричный шаг 8. Он мог бы выглядеть так: господа банкиры, а вам не приходило в голову, что изрядная составляющая мерзостей нашего общего инвестклимата питается в том числе и вашим дорогим кредитом? Снизьте ставку, и риски наших проектов автоматически уменьшатся. Да и перекладывать ваш живодерский процент на цены нам уже не понадобится, а значит, шансы на снижение инфляции вырастут.

Шаг 9 оставим банкирам — свои версии они могут направлять в редакцию. Практический же итог этих бесконечных препирательств — стойкое взаимное недоверие нефинансовых бизнесменов и банкиров. Немалая часть предпринимателей, особенно мелких и средних, научилась обходиться вообще без кредитов. Некоторые даже гордятся этим, напоминая отъявленных холостяков, хвастающих тем, что давно и прекрасно научились жить без женщин.

Но неужели все бабы, ну то есть банки, — стервы? Попробуем разобраться без эмоций.

Оцифровка разрыва

Вместе с коллегами из рейтингового агентства «Эксперт РА» мы попытались оцифровать составляющие разрыва средних процентных ставок по кредитам корпоративным заемщикам в России и Германии. Для требовательных читателей сделаем две оговорки. Первая: хотя мы оперировали реальными данными по итогам 2012 года, речь идет о качественном расчете, позволяющем уловить правильный порядок величин, не более того. Вторая: сопоставление кредитных ставок в рублях и евро в данном случае не является некорректным, так как фондирование у банков в России и Германии осуществляется в той же валюте. Итак, что же у нас получилось? Результаты расчетов для наглядности сведены в график 7.

Мы видим, что разрыв в средних кредитных ставках для корпоративных заемщиков по итогам 2012 года составляет около 10 процентных пунктов — банковские займы обходятся немецким компаниям в 3–4% годовых, российским — в 13–14%. Разрыв в уровнях инфляции в России и Германии не столь велик — 4 процентных пункта (индексы потребительских цен в наших странах по итогам прошлого года составили 6 и 2%), поэтому разрыв в реальных процентных ставках остается крайне чувствительным — 6–7% годовых для российских заемщиков и 1–1,5% у немцев.

Совокупную разницу в средних номинальных ставках можно разбить на четыре содержательно разные части. Первая: наибольший разрыв (4–4,5 п. п.) приходится на разницу в стоимости привлеченных средств: средневзвешенная цена привлеченки у российских банкиров по итогам прошлого года составляла 5,5–6% годовых, в Германии — порядка 1,5%. Вторая: разрыв в уровне удельных операционных расходов, отражающий разницу в производительности/эффективности банков как бизнес-единиц, может быть оценен в 0,5 п. п. (операционные расходы составляют у нас грубо 2% активов, подчеркнем, это средняя по системе величина, у банков второго и третьего эшелонов данный показатель в полтора-два раза выше, и 1,5% активов в Германии). Третья: разрыв в оценке всех видов рисков, премии за которые закладываются банками в процентную ставку за кредит, составляет 3,5–4 п. п. (мы оценили ее экспертно в 4% у нас и 0,1–0,3% в Германии). Наконец, четвертая часть: немецкие банкиры привыкли довольствоваться существенно меньшим уровнем безрисковой маржи — всего 0,5 против 2–2,5%, что определяет последние 2 п. п. суммарного разрыва в конечных ставках.

Начните с себя

Строго говоря, все составляющие разрыва, хоть и в разной степени, рукотворны, то есть могут быть снижены усилиями самих банков, а не ЦБ, правительства или Всевышнего. Высокая стоимость привлеченки, по крайней мере в части депозитов населения, как мы уже упоминали выше, явная блажь банкиров, окончательно развративших если не всех россиян, то жителей крупных городов точно своими нереально высокими ставками. Популистский формат действующей системы страхования вкладов, избавляющий вкладчика от необходимости анализировать и брать на себя риски банка-депозитора, потакает этому разврату.

Немаленькой остается и стоимость фондирования у Центрального банка. Справедливости ради надо сказать, что операциональная базовая ставка ЦБ, то есть реальная стоимость коротких денег, привлекаемых банками у регулятора под залог ценных бумаг, заметно ниже, чем номинальная ставка рефинансирования (6,5 против 8,25% годовых) и находится сегодня примерно вровень с инфляцией. Тем не менее расчеты показывают тесную связь между уровнем зависимости банков от «кредитного окна» ЦБ и их политикой формирования кредитных ставок. «Максимальная доля кредитов ЦБ в пассивах оказалась у тех банков, где кредит коммерческим организациям дорожал быстрее всего. Для банков, где кредит подешевел в течение 2012 года, доля задолженности перед ЦБ в четвертом квартале 2012-го составила 3,6 процента активов, для банков с умеренным удорожанием кредита (до 1,5 процентного пункта за год) — 5,1 процента активов, и для банков с сильным удорожанием кредита — 7,0 процента активов, — подсчитал по нашей просьбе Михаил Хромов, ведущий эксперт Центра конъюнктурных исследований ИЭП имени Гайдара. — Вывод: рост доли кредитов ЦБ в активах отражает проблемы у банков со стабильностью ресурсной базы. Фининституты, испытывающие подобные проблемы, стараются ограничить рост кредитного портфеля, выдвигая более жесткие условия заемщикам. Соответственно, кредит в таких банках дорожает».

Разрыв по уровню удельных издержек хоть и вносит минимальный среди всех составляющих вклад в совокупный разрыв ставок, тем не менее обиден — немецкие банки на круг примерно в четверть производительнее наших. Совершенствование оргструктур и процедур, развитие IT-платформ и особенно удаленных каналов доставки банковских продуктов клиентам — вот очевидные пути повышения производительности.

Еще одна важная и плохо поддающаяся точной оценке составляющая в калькуляции стоимости кредита — это премия за всевозможные риски: макроэкономические, отраслевые, индивидуальных заемщиков. На наш взгляд, российские банкиры подходят к оценке рисков чересчур консервативно. Учитывая практику значительного дисконтирования залогов, обеспечения кредитов гарантиями, личными имущественными поручительствами заемщиков, по крайней мере индивидуальные риски и назначаемые против них премии превышают все разумные пределы.

В Германии же банки выступают при выдаче кредитов, скорее, в качестве бизнес-консультантов. Кредитное учреждение оценивает возможность бизнесмена получить прибыль от проекта и дает ему советы по этой инвестиции. «Теоретически банк мог бы принять в залог собственность моей компании или мое личное имущество, но не делает этого, — поделился с нами на условиях анонимности один немецкий предприниматель русского происхождения. — Главное для него — не продать мне кредит под максимальные гарантии возврата, а дать мне кредит так, чтобы по нему не пришлось взыскивать имущество. Фактически банк работает на долгосрочное кредитование бизнеса, а не на единовременную продажу кредита бизнесмену, который неверно оценил риски и потеряет свой бизнес и свое имущество, которое отойдет банку. Именно поэтому в Германии такие низкие ставки для бизнес-кредитов — банки просто не дают их под проекты, в которых не уверены. Задача фининститута — предупреждать о рисках, выискивать слабые места в бизнес-плане и либо предлагать альтернативные каналы внешнего финансирования, либо вовсе отговаривать от непродуманной инвестиции».

Теперь ясно, почему величина кредитной ставки, судя по опросам немецких предпринимателей банком развития KfW, — наименьшее из препятствий при получении кредита. Куда чаще заемщиков напрягает необходимость скрупулезно готовить кредитную заявку, а также просьбы банков получить доступ к управленческой отчетности (см. график 5). Кроме того, надо иметь в виду, что, хотя во всех отраслях материального производства в Германии заемные ресурсы превышают собственный капитал, но на банковские кредиты приходится меньше половины привлеченных заемных средств, а в таких флагманах немецкой экономики, как электроника и автопром, они составляют менее 10% внешнего финансирования фирм (см. график 6). Доминируют же в привлеченке займы от взаимосвязанных компаний.

Наконец, последний фактор, тянущий стоимость кредитов вверх, — безрисковая маржа, то есть чистая наценка банка как финансового посредника. Понятно, что наш существенно более высокий в сравнении с развитыми зарубежными банковскими рынками уровень — следствие прежде всего низкой конкуренции. Явно завышенная маржа у госбанков, прежде всего у Сбера, который пользуется своим доминирующим положением на рынке. «Нынешний уровень маржи отражает также и то, что альтернатив банковским заимствованиям мало, фактически фондовый рынок не дает компаниям адекватных возможностей привлечения средств, и конкурируют банки в основном между собой и иногда с лизингом/факторингом, а не с инвесторами в облигации», — добавляет заместитель генерального директора «Эксперт РА» Павел Самиев.

Понятно, что по своей воле банкиры свою маржу ограничивать не будут, равно как не станут сами придумывать себе конкурентов. В отношении госбанков неприятную работу по принудительному ограничению маржи должно взять на себя государство.

expert.ru